— Так, все готовы? – спросил режиссер.
— Тишина на площадке! Сцена третья, дубль первый, — объявил второй режиссер.
— Мотор! – скомандовал режиссер.
Комната. Ребенок сидит на полу и увлеченно разбирает на части новую игрушку. Входит мать, видит это и в возмущении коршуном налетает на малыша: одной рукой выхватывает из его рук остатки игрушки, а другой дает ему подзатыльник.
— Ты что делаешь?! Почему не слушаешься?! Сколько раз тебе говорить, что так нельзя?!
От неожиданного крика и удара ребенок сильно пугается, съеживается и застывает в молчаливом недоумении: «А что я такого сделал? Почему нельзя разбирать игрушку? Ведь самое интересное внутри – из чего она сделана?!». От обиды и несправедливости его глаза наполняются слезами, губы дрожат и он начинает плакать.
Мать, в свою очередь, тоже не понимает: только что потратили деньги на новую игрушку; ну, почему он не ценит ее заботу, неблагодарный?! Огорченная, она выходит из комнаты, оставляя плачущего ребенка.
Напротив него проявляется старуха и, удовлетворенно потирая ладони, злобно хихикает:
— Ну что, получила? – и смотрит на кого-то за спиной ребенка.
Камера поднимается над ним, и зрители видят сидящее в углу комнаты и боящееся пошевелиться затюканное непонятное существо, похожее на лохматого зверька.
— Как я тебя уделала, а, Самооценка?! – с ехидной улыбкой продолжает Критика.
Непонятное существо еще больше вжимается в угол.
— Вот так! – продолжает ликовать старая карга. – Получи. Я тебе не дам поднять голову. Будешь сидеть и не пикать, — и угрожающе трясет клюкой в сторону Самооценки.
— Стоп! Перерыв пятнадцать минут, — говорит режиссер и присутствующие на съемке спешат разойтись.
— Тяжелая сцена, — сказала актриса, играющая роль матери. – Скорее бы снять этот эпизод и переключиться на что-то другое…
— Да уж, — согласилась актриса, играющая роль Критики. – Это напоминает мне мое совсем не розовое детство: когда ты даешь ребенку подзатыльник, у меня в ушах звенит, и я внутри дергаюсь, словно ударили меня, — задумчиво продолжила она и вышла из павильона.
Прошел дождь и воздух стал свежим, каким-то пронзительным. Актриса глубоко вздохнула: перед ее глазами поплыли обрывки воспоминаний из детства, когда ей тоже постоянно твердили: «Ничего ты не можешь. Ничего у тебя не получается. Ну, в кого ты такая бестолочь?».
Актриса нервно затянулась сигаретой. А в ушах продолжал звучать голос матери: «Ну, кому ты такая неумеха будешь нужна? Ты же ничего не стоишь».
Она тяжело вздохнула: «Вот так и становятся неуверенными людьми. Я не помню, чтобы в детстве меня хвалили. Даже если я и делала что-то хорошо, это просто никто не замечал… А вот отругать всегда находили повод… Может, потому мне так легко играть роль Критики, что этот голос въелся в мою голову?».
Тут прозвучала команда вернуться на площадку. Актриса поднялась и «стряхнула» воспоминания.
Режиссер объявил, что сцену переснимать не нужно – все было сыграно хорошо – и можно приступать к репетиции следующей. Все облегченно вздохнули.
— Сцена номер двадцать семь – диалог Критики и Высокомерия, — огласила ассистент режиссера. – Актеры – приготовиться к съемкам.
Пока Критика выбирала позу в кресле, появился актер, играющий роль Высокомерия. Это был высокий медлительный толстяк с лоснящимися щеками и заплывшими глазками. Довольный собой, он шел с высоко поднятым носом и тут внезапно споткнулся. Чертыхаясь, он долго устраивался в соседнем кресле:
— Черт, оказывается, глядя на всех свысока, можно не увидеть, куда идешь… — удивился актер.
— Ну что же, начнем? Все готовы? – спросил режиссер.
Актеры кивнули и началась репетиция.
— Ну, как начался день? Ты уже сегодня успела порезвиться? – спросило Высокомерие.
Критика удовлетворенно заулыбалась:
— Да, уже размялась. Теперь твоя очередь, — и икнула. – Можешь приступать, братец.
Высокомерие презрительно смерило взглядом несчастную Самооценку, усмехнулось и приступило:
…
Окончание вы можете прочитать в моей книге «Ценность – ты сам», опубликованной на LitRes.
Автор — Валентина Риторова, психотерапевт
© 2017. Риторова В. Все права защищены
